Веронике Тушновой и Александру Яшину

Сто часов счастья, 
 Чистейшего, без обмана...
 Сто часов счастья! 
 Разве этого мало? 
 В. Тушнова 


Я не открою, право же, секрета, 
Коль гляну в ваши трепетные дни. 
Вы жили, как Ромео и Джульетта, 
Хоть были втрое старше, чем они.

Но разве же зазорна иль позорна
В усталом сердце брызнувшая новь?! 
Любви и впрямь «все возрасты покорны», 
Когда придет действительно любовь!

Бывает так: спокойно, еле-еле 
Живут, как дремлют в зиму и жару. 
А вы избрали счастье. Вы не тлели, 
Вы горячо и радостно горели, 
Горели, словно хворост на ветру,

Пускай бормочет зависть, обозлясь, 
И сплетня вслед каменьями швыряет 
Вы шли вперед, ухабов не страшась, 
Ведь незаконна в мире только грязь, 
Любовь же «незаконной» не бывает!

Дворец культуры. Отшумевший зал. 
И вот мы трое за крепчайшим чаем. 
Усталые, смеемся и болтаем. 
Что знал тогда я? Ничего не знал.

Но вслушивался с легким удивленьем,
Как ваши речи из обычных слов
Вдруг обретали новое значенье,
И все — от стен до звездного круженья —
Как будто говорило про любовь!

Да так оно, наверное, и было. 
Но дни у счастья, в общем, коротки. 
И, взмыв в зенит и исчерпав все силы, 
Она, как птица, первой заплатила 
За «сто часов» блаженства и тоски...

А в зимний вечер, может, годом позже 
Нас с ним столкнул людской водоворот. 
И сквозь беседу ну почти что кожей 
Я чувствовал: о, как же не похожи 
Два человека — нынешний и тот.

Всегда горячий, спорщик и боец, 
Теперь, как в омут, погруженный в лихо, 
Брел как во сне, потерянный и тихий, 
И в сердце вдруг, как пуля: — Не жилец!..

Две книги рядом в комнатной тиши... 
Как два плеча, прижатые друг к другу. 
Две нежности, два сердца, две души, 
И лишь любовь одна, как море ржи, 
И смерть одна, от одного недуга...

Но что такое смерть или бессмертье?! 
Пусть стали тайной и она, и он, 
И все же каждый верен и влюблен 
И посейчас, и за чертою смерти!

Две книги рядом, полные тепла, 
Где в жилах строк — упругое биенье.
Две книги рядом, будто два крыла, 
Земной любви живое продолженье.

Я жал вам руки дружески не раз, 
Спеша куда-то в городском трезвоне, 
И вашу боль, и бури ваших глаз, 
Все ваше счастье, может, в первый раз, 
Как самородок, взвесил на ладони.

И коль порой устану от худого, 
От чьих-то сплетен или мелких слов, 
Махну рукой и отвернусь сурово. 
Но лишь о вас подумаю, как снова 
Готов сражаться насмерть за любовь!